I

Пристойно плыть

Гостиная в обычной квартире панельной многоэтажки. МАТЬ суетится, ОТЕЦ пишет и читает газету.

МАТЬ. Опять этот грохот.
ОТЕЦ. Отойди от окна.
МАТЬ. Но ведь там что-то гремит. Как будто что-то рухнуло. Или это взрыв?
ОТЕЦ. Грохот от взрыва не можешь отличить?
МАТЬ. Я бы поглядела, вот и разобралась бы.
ОТЕЦ. Разобралась бы она. С ужином разберись. Отойди от окна!
МАТЬ. Я переживаю. Вдруг это дома сносят.
ОТЕЦ. Ты что мелешь? Разве это твоего ума дело?
МАТЬ. Мне любопытно.
ОТЕЦ. Господи! Ей любопытно! Разве это твоего ума дело? Ты что-то понимаешь в сносе домов? Ну хоть что-нибудь соображаешь в этом деле?
МАТЬ. Что-то понимаю, дорогой.
ОТЕЦ. Она что-то понимает. Вот те раз! А я и не знал, что женился на специалисте по сносу домов. Надо же. Ну-ка, расскажи мне, как сносят дома?
МАТЬ. Ну... Это такой трактор… как подъемный кран, но вместо крюка железный шар на цепи. И этим шаром он размахивается…
ОТЕЦ. Трактор? Трактор с железным шаром? Господь всемогущий, да ты эксперт. Ты по мультикам образование получала?
МАТЬ. Вот опять: слышишь? Что-то гремит.
ОТЕЦ. Отойди ты от окна! Всё бы тебе в окно пялиться. Всю жизнь бы и просидела у окна. Вот, смотри: в газете пишут, что никакого грохота в нашем районе нет.
МАТЬ. Но я же слышала.
ОТЕЦ. Мало ли что ты слышала. В твоих мультиках разве не рассказывали про обман зрения? Ну так надо было настоящее образование получать. Читать хоть умеешь? Вот тут, в газете чёрным по белому: никакого грохота нет, как и обещали — никаких домов сносить не будут!
МАТЬ. Может быть, это вчерашняя газета.
ОТЕЦ. Это сейчасшняя газета.
МАТЬ. Я слышала, что всё-таки один дом снесут. Может быть, это его сейчас сносят?
ОТЕЦ. Где ты такую чушь слышала? Опять, поди, с соседями разговаривала?
МАТЬ. Нет.
ОТЕЦ. Ты опять с соседями болтала?
МАТЬ. Не знаю, может быть.
ОТЕЦ. Ты ведь опять болтаешь с соседями!
МАТЬ. Я только сказала «здравствуйте!», а мне сразу сказали, что один из домов всё-таки снесут.
ОТЕЦ. Мне что прикажешь делать, а? Поубивать соседей теперь, чтобы они тебе голову не морочили? Ты зачем меня так позоришь?
МАТЬ. Я только сказала «здравствуйте».
ОТЕЦ. Я пристойный человек, а ты меня позоришь на всю округу. С кем ты разговаривала? Поди с этими, чёртовыми китобоями?
МАТЬ. Они не китобои, с чего ты взял?
ОТЕЦ. Ну надо же! «Они не китобои».
МАТЬ. Почему ты их так называешь?
ОТЕЦ. Почему, говорит, ты их так называешь.
МАТЬ. Разве они китобои?
ОТЕЦ. Они извращенцы.
МАТЬ. Я ничего не знаю об этом.
ОТЕЦ. Ещё бы ты знала.
МАТЬ. Что же ты мне не сказал?
ОТЕЦ. Я тебе об этом постоянно твержу.
МАТЬ. Они не похожи на извращенцев.
ОТЕЦ. А как по-твоему выглядят извращенцы?
МАТЬ. Ну как-то непристойно, должно быть.
ОТЕЦ. Зачем ты болтаешь с ними?
МАТЬ. Я только кивнула, когда выходила к почтовому ящику, когда забирала бумагу для твоей газеты.
ОТЕЦ. Вот тут-то и написано: «…некоторые, в большинстве своём малообразованные, граждане ошибочно стали жертвами искаженной дезинформации, распространяемой зловредными запрещенными организациями. Те утверждают, что якобы грядёт снос одного из домов в нашем районе. Но все факты говорят об обратном. Если же проанализировать истоки из которых растут ноги, то становится очевидным каким приблизительно было основание для зарождения мифа о сносе дома. Дело в том, что в достаточно отдаленной деревне действительно имеет место снос. И то не снос дома, а снос яйца, производимый курицей в порядке обыденной своей законной обязанности». Ясно теперь?
МАТЬ. Ладно. Оделся бы хоть. Уж жара спала.
ОТЕЦ. И что? Я не могу в своём доме ходить как хочу?
МАТЬ. Ну хоть бы к ужину майку надел.
ОТЕЦ. Что-то не вижу я ужина.
МАТЬ. Скоро подам.
ОТЕЦ. Нужны мне твои подачки…
МАТЬ. Ах!
ОТЕЦ. Господи, чего ты так ахаешь?
МАТЬ. Соль у меня закончились. Совсем забыла. А в магазин поди не успею уж. Ты знаешь... Пойду к соседям, попрошу щепотку.
ОТЕЦ. Не позорься. Какое тебе, черт возьми, дело до того, что болтают эти соседи.
МАТЬ. Я только соль попрошу.
ОТЕЦ. Не дури. Хочешь опозорить меня на весь дом? Нечего шастать по квартирам и болтать с самоубийцами.
МАТЬ. Они не похоже на самоубийц.
ОТЕЦ. Как по-твоему выглядят самоубийцы?
МАТЬ. Может быть, они выглядят мертвыми?
ОТЕЦ. Сердца у них мёртвые, так и есть.

Входит ДОЧЬ. Топлес.

ДОЧЬ. Мам! Где моё голубое платье?
МАТЬ. Киса моя, а ты чего голая?
ДОЧЬ. Я не могу найти своего голубого платья. В моей комнате нет света.
МАТЬ. Надень хотя бы лифчик. Папа же дома. Ты же уже взрослая.
ДОЧЬ. Но папа тоже голый.
МАТЬ. Папа - мужчина.
ДОЧЬ. И что?
МАТЬ. А женщине быть без лифчика — это некрасиво.
ДОЧЬ. Ничего не понимаю. Я совсем запуталась. Ну моё тело ведь объективно красивее, чем у папы. Почему ему можно, а мне нельзя.
МАТЬ. Киска, просто надень лифчик. Или маечку. Так нельзя. Ты уже взрослая. У тебя есть титьки.
ДОЧЬ. Но у папы тоже есть. И побольше моих.
МАТЬ. Но твои... Надо прятать. А папины... не обязательно.
ДОЧЬ. Я совсем запуталась, мам.
МАТЬ. Просто оденься.
ДОЧЬ. Где моё голубое платье? Я ничего не могу найти, в комнате темно.
МАТЬ. Возьми фонарик.
ДОЧЬ. Я и с фонариком не могу найти.
МАТЬ. Что ты не можешь найти?
ДОЧЬ. Своё голубое платье?
МАТЬ. Которое?
ДОЧЬ. Пристойное.
МАТЬ. Голубое?
ДОЧЬ. Да!
МАТЬ. Оно в стирке.
ДОЧЬ. Ну мам! Что же я надену?!
МАТЬ. Надень синее.
ДОЧЬ. Боже, мам! То есть в дурацком уродливом синем платье - пристойно, а голой — непристойно, так что ли?
МАТЬ. Именно так.
ДОЧЬ. И как я должна в этом разобраться? Это же абсурд!
МАТЬ. Немедленно оденься! Твой папа от стыда сейчас сгорит!

Дочь фыркает, убегает

МАТЬ. Она волнуется.
ОТЕЦ. Дети.
МАТЬ. Остепениться. Вот замуж выйдет, и в одном течении поплывём.
ОТЕЦ. Как бы на берег не выбросилась.
МАТЬ. А мы поможем роднулечке нашей.
ОТЕЦ. Специально выбрасываются, говорят.
МАТЬ. Что?
ОТЕЦ. Твои проклятые соседи-извращенцы верят в то, что киты грешники.
МАТЬ. Они шутят, дорогой. Это такие шутки у молодых.
ОТЕЦ. Ничего себе шуточки.
МАТЬ. Слышишь, шумит? Не показалось мне?
ОТЕЦ. На кухне что-то.
МАТЬ. Точно. Ужин вот-вот будет готов.
ОТЕЦ. Не солёный?
МАТЬ. Почему? Я посолила.
ОТЕЦ. Я думал, у тебя соль кончилась.
МАТЬ. Соли полно. Ты хочешь соли?
ОТЕЦ. Ты говорила, что соль закончилась.
МАТЬ. Ты меня никогда не слушаешь. Я говорила, что у нас полно соли.
ОТЕЦ. Отойти от окна! Сколько нужно тебе повторять?
МАТЬ. Хотела посмотреть, может быть сынок домой идёт.
ОТЕЦ. Ну пусть идёт, твоего ума дело что ли?
МАТЬ. Я бы ему рукой помахала.
ОТЕЦ. А без твоих ручищ он будто дорогу не найдет. Он уже взрослый, не надо его позорить.
МАТЬ. Вдруг он опять что-то сломал?
ОТЕЦ. Ничего он не ломал.
МАТЬ. Неужели работу нашёл?
ОТЕЦ. Это не твоего ума дело.
МАТЬ. Или женился.
ОТЕЦ. Опять ты свою бабскую песню затянула. Придёт твой сын к ужину, никуда не денется.

Входит дочь в светло-голубом платье

ДОЧЬ. Ну как?
МАТЬ. О, киса, какая ты у нас красивая!
ДОЧЬ. Точно хорошо?
МАТЬ. Очень хорошо, в таком хоть в театр. Сходите в театр. Говорят, там сегодня показывают новую пьесу Ивана Андреева.
ДОЧЬ. У него, говорят, непристойности.
ОТЕЦ. Нечего ходить по театрам. Разврат и мракобесие!
ДОЧЬ. Ах!
МАТЬ. Какой же это разврат. Это ведь культура.
ОТЕЦ. Культура-шмультура. Выведут голую актрису на сцену ради забавы, и радуются.
ДОЧЬ. Это же непристойно.
ОТЕЦ. О том и речь. Всё это сплошной обман и пошлятина. Намажут морды всякой пакостью и ахают. Ох да ах. Все орут да стонут, входят и выходят.
МАТЬ. Ты путаешь с порнографией. Ты ведь и в театре никогда не был.
ОТЕЦ. Мне и быть там не надо. И так всё понятно. Ох, ах, то не это, это не то, сидят на стульях, читают газеты, делают вид что пьют. Потом кто-то стучит в дверь. Наверняка в каждом театре после того, как все наорутся, кто-то сразу же постучит в дверь. И все: ах, это, наверное, Степан Фёдорович Верхнесенский, сын генерала Нижнесенского выдавший в прошлом году свою дочь за князя Куниславского, и тем самым обрёк её на муки, но получивший внушительный капиталец в двенадцать тысяч миллионов почтовых марок.

Стук в дверь

ДОЧЬ. Это он!
МАТЬ. Это он?
ОТЕЦ. Да не он это.
ДОЧЬ. Это он! Мама! Я же совсем не готова! Я пойду оденусь, а ты открой. Скажи, что я скоро выйду.
МАТЬ. Давай, да. Беги, одевайся.
ДОЧЬ. Ой, подожди! Я не могу найти свои духи.
МАТЬ. Их сломал твой брат.
ДОЧЬ. Что?! Блин, я же воняю!
МАТЬ. Ты не воняешь.
ДОЧЬ. Ну мааам!
МАТЬ. Ладно. Возьми освежитель воздуха в туалете, он приятно пахнет.
ДОЧЬ. Ладно.

Дочь убегает. Мать идёт в прихожую, открывает дверь. Входит АЛЁША.

АЛЁША. Здравствуйте! Я Алёша. Мы с вами договаривались?
МАТЬ. Не со мной, она сейчас выйдет. Мы вас давно ждём. Проходите. Она сейчас выйдет. Проходите, проходите, не стесняйтесь.
АЛЁША. Да я, наверное, тут подожду. Думал, что адресом ошибся. Кругом руины.
МАТЬ. Рубины?
ОТЕЦ. (кричит из гостиной) Что он говорит?
МАТЬ. (Алеше) Проходите, проходите. Не на пороге же стоять. Уже и ужин сейчас подам.
АЛЁША. Не, не, я только на минуту..
МАТЬ. И слышать не хочу. Ну же, разувайтесь.
ОТЕЦ. (кричит из гостиной) Чего вы там конителитесь?
МАТЬ. (Отцу) Он не хочет разуваться.
ОТЕЦ. У него что, грибок? Пусть тогда наденет тапки для гостей. Потом выбросим.
МАТЬ. (Алеше) У вас грибок?
АЛЁША. Да нет у меня никакого грибка!
ОТЕЦ. Что он говорит?
МАТЬ. (Отцу) Стесняется, что у него грибок.
АЛЁША. Да нет же..
ОТЕЦ. Он что баба, стесняться? Эй, ты что — баба?
АЛЁША. Я не.. Я просто хочу..
ОТЕЦ. Что он говорит?
МАТЬ. Он говорит, что хочет, но стесняется.
ОТЕЦ. (кричит из гостиной) Разуваться всё равно надо. Эй, пацан, мать весь день пол намывала. У него что, носки грязные? Дай ему мои носки.
МАТЬ. Сейчас.
АЛЁША. Нет, пожалуйста...

Мать уходит

ОТЕЦ. Что он говорит?
МАТЬ. Пожалуйста, говорит.
ОТЕЦ. Да он вежливый. Дай ему тогда хорошие носки.
МАТЬ. Синие?
ОТЕЦ. Хорошие бляха муха! Я говорю дай ему хорошие носки. При чем тут синие? Да что с тобой сегодня?!
МАТЬ. Я взяла синие.
ОТЕЦ. Ладно.

Мать возвращается в прихожую, отдаёт носки Алёше

АЛЁША. Мне как-то неудобно...
ОТЕЦ. Что он говорит?
МАТЬ. (Отцу) Неудобные носки.
ОТЕЦ. Какой у него размер?
МАТЬ. (Алеше) какой у вас размер?
АЛЁША. Да не важно... Давайте я разуюсь и пройду просто? Хорошо?
МАТЬ. Проходите, проходите. Носочки наденьте. А ваши давайте постираю.
АЛЁША. Не нужно, прошу вас.
ОТЕЦ. Что он говорит?
МАТЬ. (Отцу) Не хочет надевать твои носки, брезгует.
ОТЕЦ. Так они же чистые. Ты хорошие дала ему?
МАТЬ. Синие.
ОТЕЦ. Так и я сам их не надену. Дай ему хорошие.
МАТЬ. (Алёше) Давайте я дам вам хорошие.
АЛЁША. Нет, давайте я надену эти носки. И пройду, ладно? Это очень странно, но если вы хотите...
МАТЬ. Вот и умничка. Давайте я ваши постираю.
АЛЁША. Не нужно! Давайте я их просто выброшу.
МАТЬ. Ах!
ОТЕЦ. Что он говорит?
МАТЬ. (Отцу) Хочет выбросить носки.
ОТЕЦ. Мои хорошие носки?!
АЛЁША. Свои носки! Я хочу выбросить свои грязные вонючие носки!
МАТЬ. Он хочет выбросить свои грязные носки.
ОТЕЦ. Почему?
МАТЬ. Потому что они грязные.
ОТЕЦ. Мать, да ты что там с дубу рухнула? Не можешь носки пацану постирать? Ты какой пример дочери подаёшь?!
МАТЬ. Ну пожалуйста, давайте я постираю.
АЛЁША. Что ж такое... Делайте что хотите. Спасибо.
МАТЬ. Спасибо. Проходите. Я постираю, потом подам ужин. Проходите в зал.

Алёша нехотя проходит в гостиную.

АЛЁША. (Отцу) Здравствуйте!
ОТЕЦ. Садись, что как не родной. Ну, рассказывай. Чем занимаешься?
АЛЁША. Учусь, работаю.
ОТЕЦ. Молодец. Учиться это хорошо. Баба моя не училась, дура дурой. Ничего хорошего. Но ведь на то она и баба. На кого учишься?
АЛЁША. Филфак.
ОТЕЦ. Как?
АЛЁША. Филфак.
ОТЕЦ. Это правильно. Про мысли — это хорошо. Я тоже философствовать люблю. Под водочку. Пьешь?
АЛЁША. Нет.
ОТЕЦ. (Жене) Мать! Плесни-ка нам.
МАТЬ. Иду.
ОТЕЦ. И на закусь нарежь там чего.
АЛЁША. Да я не буду.
ОТЕЦ. Не закусываешь? (Жене) Мать, закуску не надо.
МАТЬ. Что?
ОТЕЦ. Закуску не надо. Он не закусывает.
АЛЁША. Я и пить не буду. Я ненадолго.
ОТЕЦ. Я тоже не могу долго пить. Я ведь не алкаш. Разве я похож на алкаша?
АЛЁША. Нет, конечно…
ОТЕЦ. Не люблю алкашей. Но это не моего ума дела.

Заходит мать

МАТЬ. Вот, холодненькая. По рюмашечке пока что, а там уж и ужин подам.
ОТЕЦ. По рюмашке – это хорошо.
МАТЬ. А вы, Алёша, чем занимаетесь? Учитесь?
ОТЕЦ. На физфаке он.
МАТЬ. Физкультуру любите? А с виду не скажешь.
ОТЕЦ. Так он учится еще.
АЛЁША. Я на филфаке. Филологический.
МАТЬ. Логический? Математика?
ОТЕЦ. У меня дед инженером был. Тоже про математику, кажись. Он этот дом проектировал. У него всякие штуки были. Штангенциркуль. У тебя есть штангенциркуль?
АЛЁША. Нет. Я филолог. Это… про язык.
МАТЬ. О! Надо же. Я как раз думала говяжий язык приготовить. Как чувствовала.
ОТЕЦ. Дура ты! Про язык – это не про кулинарию твою. Шпрехен зи дойче, йа, йа, хенде хох? Алёша, правильно я говорю?
АЛЁША. Честно говоря, я вообще не понимаю, о чём вы говорите.
ОТЕЦ. Ну ты еще учишься, это понятно. Ничего, ученье — свет. Сначала его нет, а потом включат. Надо только потерпеть. Во тьме нельзя жить. Ничего во тьме не видно. В темноте только слепцам хорошо. Вот это философия и есть.
МАТЬ. Сейчас ужин подам. (уходит, кричит дочке) Киса, помоги накрыть на стол.
ОТЕЦ. А вот скажи мне как языковед: зачем так много языков разных? Ведь и с одним не разобраться. Мы с женой на одном говорим, да и то порой не понимаем друг друга. Спорим, бывает до покраснения, а потом оказывается, что оба об одном и том же говорили. Только она на тупом языке, а я на нашем. Понимаешь, о чём я?
АЛЁША. Наверное, понимаю. Мы все говорим на одном языке, но мыслим по-разному. Например, я говорю слово «дом». Кто-то представит маленький деревянный домик в деревне. Кто-то – квартиру. А для кого-то дом – это наша планета.
ОТЕЦ. Для кого? На бездомных намекаешь?
АЛЁША. Видите, о чём я и говорю. Язык – это лишь инструмент. Несовершенный инструмент, грубый. Кто-то самонадеянно считает, что владеет им виртуозно, а кто-то довольствуется междометиями, чтобы выразить ту же мысль. Язык – это резервуар для наших мыслей и идей. Зачастую, чтобы понять иностранца, мы ошибочно переводим слова. Но проблема не в словах, а в разном мышлении. Нам не понять друг друга, пока за словами скрыт образ мыслей. Один в слове «смерть» понимает горе, другой – спасение. Мы все прочтём одну книгу, но кто-то засмеётся, кто-то заскучает, кто-то заплачет, а иной – пойдёт убивать.
ОТЕЦ. Убивать? Из-за книги? Она золотая что ли?
АЛЁША. Не из-за книги, а из-за того, что они в ней прочтут.
ОТЕЦ. Книги – это плохо. Я знал.

Мать выносит ужин: ставит на стол тарелки. Распечатывает лапшу быстрого приготовления, насыпает содержимое по тарелкам. Заливает кипятком.

МАТЬ. Ну всё, садимся за стол.
АЛЁША. Послушайте, вы очень гостеприимны, мне это приятно, я благодарен вам. Но я не планировал задерживаться…

Входит дочь. Она в том же светло-голубом платье.

ДОЧЬ. (Алеше) Привет, Алёша!
АЛЁША. Здравствуйте! Я, наверное, с вами договаривался?
ДОЧЬ. Да, это я.
МАТЬ. Это она. Наша красавица.
ОТЕЦ. Она, она.
ДОЧЬ. Вот мой дом. Может неказистый, малюсенький, но тут я живу. Вот мой отец. Если он не спит, то пишет и читает газету. Вот моя мать. Она любит суетиться по дому. Я люблю отца и мать. Если бы не они, я бы родилась сиротой.
АЛЁША. Ясно… слушайте, я рад знакомству, но если честно не планировал задерживаться.
МАТЬ. Так не сдерживайся, поцелуй её.
ОТЕЦ. Ещё чего! Алёша, не вздумай сразу целовать.
АЛЁША. Да я и не собирался.
ДОЧЬ. Почему?
МАТЬ. И правильно, сначала детей нарожайте, потом уж целоваться.
АЛЁША. Каких ещё детей?!
ОТЕЦ. Желательно своих.
МАТЬ. Надо бы своих.
ДОЧЬ. Алёша, а вы верите в китов?
АЛЁША. Что происходит вообще?
МАТЬ. Где? Вы про грохот? Это только мы с вами слышим.
ОТЕЦ. Никакого грохота нет.
ДОЧЬ. Хочешь соуса?
МАТЬ. Если хочешь соуса, так и скажи.
ОТЕЦ. Нечего спрашивать – бери и всё.
АЛЁША. Я не хочу никакого соуса!
ДОЧЬ. С соусом всегда вкуснее.
МАТЬ. Если хочешь, я схожу к соседям за другим соусом.
ОТЕЦ. Оставь ты соседей в покое!
МАТЬ. Но Алеше не нравится наш соус.
ОТЕЦ. Главное, чтобы ему нравилась наша дочь.
ДОЧЬ. Я тебе нравлюсь?
МАТЬ. Алёша, другой дочери у нас нет.
ОТЕЦ. Не вздумай идти к соседям!
АЛЁША. Мне нравится ваша дочь, она симпатичная… своеобразная, но я не понимаю причём тут мои симпатии вообще, какие-то дети… прошу меня извинить, но кажется мне пора идти…

За окном слышен грохот.

МАТЬ. Вот и гром! Тем более. Куда вы в такую погоду пойдете.
АЛЁША. Да это не гром, у вас тут соседний дом сносят.
МАТЬ. Как это сносят? (Отцу) что он такое говорит? А ты говорил не сносят.
ОТЕЦ. Я говорил? Как я такое мог говорить, если вот – в газете с утра писали, что соседний дом сносят. Там опасное жилье. Вот и сносят.
МАТЬ. А говорил, что не сносят.
ОТЕЦ. Не мог я такое говорить.
МАТЬ. Говорил, что грохота нет.
ОТЕЦ. А это разве грохот? Что у тебе в башке творится, вообще? Я как должен понимать тебя, скажи мне?
МАТЬ. (Алёше) Алёша, ты что такое говоришь?
АЛЁША. Я не хотел бы принимать чью-то сторону в этом странном споре, но в вашем районе сносят дома. Это то, что я знаю наверняка.
ОТЕЦ. Ты разве на факультете по сносу домов учишься?
АЛЁША. Я на филфаке.
ОТЕЦ. Это хоть как-то связано с домами?
АЛЁША. Это немного связано с благоразумием.
ОТЕЦ. А не ты ли давеча говорил, что не понимаешь, что такое «дом»?
АЛЁША. Я не об этом…
ОТЕЦ. Ты говорил, что понятия не имеешь как выглядит дом.
АЛЁША. Так… давайте не будем спорить, я к вам пришёл не для этого.
МАТЬ. Давайте не будем спорить, не для этого встретились.
ОТЕЦ. Ты ведь сказал о доме бездомных?
АЛЁША. Пусть будет так.
ОТЕЦ. Ты так говорил, а не я.
МАТЬ. Кушай, Алёша, кушай. Не спорьте.
ОТЕЦ. Я не спорю. В газете так и пишут: «Коробки, являющиеся домами для бездомных, уносят из нашего района, тем самым очищая улицы от создавшегося ранее завала»
ДОЧЬ. Ну ладно вам. Уносят и уносят. Вы Алешку смущаете.
МАТЬ. Алешенька, кушай.
АЛЁША. Не голоден, спасибо.
ДОЧЬ. А я покушаю, ладно?
АЛЁША. Да мне всё равно!
МАТЬ. Алёша, вы так переживаете из-за бездомных? Вы очень добрый человек.
ОТЕЦ. Добрый или нет — без разницы. Доброта от ответственности не избавляет. Вот ты говоришь: «бездомные». Но будь бездомные безвредны — никто бы их дома не уносил. А они мало того, что заразны, так ещё и норовят захватить наши дома. Сначала селятся в подъездах. Потом в квартирах.
МАТЬ. Алёша, а вы один живёте?
АЛЁША. Да.
МАТЬ. Ах!
ОТЕЦ. А ну не ахай. Был один, теперь не один. У нас живи, Алёша. Нечего одному там скучать.
ДОЧЬ. Ты теперь не один.
АЛЁША. Мне кажется, что вы меня за кого-то другого приняли.
МАТЬ. Другого нет.
ДОЧЬ. Честное слово, другого нет.
ОТЕЦ. Ого, какой ревнивец. И повода не надо.
АЛЁША. Да я не в этом смысле… я по объявлению! Послушайте меня хоть секунду. Я по объявлению. Вот: «отдам кису в добрые руки» Это же ваше объявление?

Пауза

ОТЕЦ. Дочь! Ты что, так и написала? Это же непристойно.
ДОЧЬ. (отцу) Да это мама писала. (Алёше) Но, Алёша, переписывалась с тобой только я. И только с тобой. Я просто сама стеснялась объявление подать.
ОТЕЦ. Мать! Ты с дубу рухнула! Алёша ведь мог подумать про другое. Киса! Он же мог не знать, что ты так дочь называешь. Подумал бы там про всякое.
МАТЬ. Ну и подумал бы. Суть-то одна.
ОТЕЦ. Так можно и непристойное подумать.
МАТЬ. Приличный человек непристойное не подумает.
ОТЕЦ. А я вот подумал. Что ж я по-твоему неприличный?
МАТЬ. Ты уже взрослый.
ДОЧЬ. Алёша, ты разговариваешь с китами?
АЛЁША. Что?
ОТЕЦ. А если бы на объявление наткнулся не Алёша? А какой-нибудь извращенец. Что бы он тогда подумал?
МАТЬ. Может и подумал бы. Ну и что.
ДОЧЬ. Киты. Ты их видел?
АЛЁША. Я не понимаю…
ОТЕЦ. А то что пришел бы сейчас к нам извращенец, стал бы тут титьки разглядывать.
МАТЬ. Да кому твои титьки нужны!
ДОЧЬ. Ты не понимаешь китов? Никто не понимает. Но ведь они нас понимают.
АЛЁША. Я не уверен, что понимаю, о чём вы говорите…
ДОЧЬ. Это не страшно. Папа тоже часто не понимает маму.
АЛЁША. Я просто хочу забрать у вас котенка, и я уйду!
МАТЬ. Нашу киску?
АЛЁША. Да. Но! На всякий случай уточню: котенка.
ДОЧЬ. Котенок – так мило! Хочу на ручки!
ОТЕЦ. Заберешь, заберешь. Ишь нетерпеливый. Сядь, ешь.
АЛЁША. Ну не хочу я есть! Я не голоден! Извините… Я пытаюсь быть вежливым. Очень пытаюсь, но…
ДОЧЬ. Не волнуйся, у тебя хорошо получается.
МАТЬ. Очень добрый мальчик.
ОТЕЦ. Добрый и вежливый. Главное, чтоб не из этих…
МАТЬ. Алёша не из этих.
ДОЧЬ. Не смущайте Алёшу.
ОТЕЦ. Алёша, не смущайся.
ДОЧЬ. Алёша, чувствуй себя как дома. Хочешь раздеться до трусов?
АЛЁША. Нет!
ОТЕЦ. Всем было бы комфортнее.
ДОЧЬ. Тогда давай я сначала.
МАТЬ. Тебе нельзя!
ДОЧЬ. Но я совсем запуталась!
ОТЕЦ. Эй, Алёша, скажи-ка мне как языковед, вот слово «запуталась» от кого слова происходит? Путана или путник?
ДОЧЬ. Конечно, путник.
МАТЬ. Ты что, про дочь свою такие слова!
ОТЕЦ. Я просто хотел узнать на всякий случай.
МАТЬ. Стыдоба какая.
ОТЕЦ. Я хотел понять свою дочь. Разве ты не хочешь понять, что она говорит? Разве тебе не любопытно?
МАТЬ. Главное, чтобы все были здоровы.
АЛЁША. Так, я пошёл. Это какой-то дикий развод.
ОТЕЦ. Как развод?!
МАТЬ. Господи!
ОТЕЦ. Не успели познакомиться, уже развод.
ДОЧЬ. Ах! За что ты так со мной? Тебе не нравится моё платье!
АЛЁША. Да причём тут платье?! Я вас впервые вижу.
ДОЧЬ. Знаешь, что я тебе скажу, Алёша … лучше синица в руках.

Дочь в слезах убегает

ОТЕЦ. Что ты наделал? Доволен? До слез довел. Знаешь что, Алёша, нужно быть стойким. А вот это твоё «буду» и «не буду» - никуда не годится. Не мне решать вашу судьбу, но и дочь в обиду я не дам.
МАТЬ. Пойди, Алёша, извинись перед кисой. Скажи, что переволновался.
АЛЁША. Так… давайте вот как поступим, уважаемые… давайте я сейчас пойду в магазин за цветами и конфетами. И вернусь, хорошо?
МАТЬ. Ох, какой ты молодец, как хорошо придумал.
ОТЕЦ. Башковит.
АЛЁША. Да, да… так ведь будет лучше, если я с цветами к ней пойду извиняться, да?
МАТЬ. Очень правильно говоришь.
ОТЕЦ. Алёша, а я чуть в тебе не засомневался.
АЛЁША. Да вы правы, правы, всё правильно говорили. Надо быть стойким. Вы мне прям глаза открыли.

Алёша пятится к прихожей

ОТЕЦ. Погоди-ка, Алёша, стой, где стоишь.

Алёша останавливается.

ОТЕЦ. (матери) Мать, ну-ка иди пока тарелки со стола прибери да чаю налей.
МАТЬ. Конечно, дорогой. Ох, радость-то какая.

Мать начинает суетится, Отец отводит Алёшу в сторону.

ОТЕЦ. Алёша … ты это ловко придумал. Уважаю.
АЛЁША. Видимо, не достаточно ловко.
ОТЕЦ. Чего ты боишься?
АЛЁША. С чего вы взяли, что я боюсь?
ОТЕЦ. Я же вижу, что боишься.
АЛЁША. Отпустите меня, пожалуйста. Я просто хочу домой.
ОТЕЦ. Так ты уже дома. Ну повздорили немного, подумаешь беда. Иди к ней, да и будет. А с цветами пока повремени. Понимаешь, ты с этими цветами погоди.
АЛЁША. Это всё какое-то недоразумение. Я по объявлению пришел за котятами.
ОТЕЦ. Будут и котята. После свадьбы только. Потерпи немного.
АЛЁША. Просто выпустите меня.
ОТЕЦ. Никуда ты не пойдешь. Запутал нашу доченьку, и ну бежать?
АЛЁША. Да что она вам наговорила?

Выбегает дочь в слезах

ДОЧЬ. Ты говорил, что любишь меня!
АЛЁША. Я такого не говорил! Это бред какой-то.
ДОЧЬ. Я тебя спросила любишь ли ты Кису, ты ответил, что любишь. Ты говорил, что ты добрый. И сам, и твои руки.
ОТЕЦ. Покажи руки!
АЛЁША. Да не буду я ничего показывать. Всё, хватит! Я пошел домой.

Грохот за окном сильнее обычного. Стены трясутся. Вбегает испуганная мать

МАТЬ. Ого! Страшно-то как
ДОЧЬ. Мама что это? Это что такое?
Мама. Дома сносят.
ОТЕЦ. Не говори глупостей. Не знаешь сама, так молчала бы. Вот, в газете пишут, что дома не сносят, а дезинтегрируют и для лучшей устойчивости деструктиризируют. В целях обеспечения безопасности населения и прилегающей к нему территории.
АЛЁША. Дома сносят. Весь ваш двор в руинах! Всё огорожено лентами. Волонтеры охраняют все проходы. Ваш дом один не тронутый. Но и его снесут! Ваш дом снесут! Верите вы или нет – его всё равно снесут.
ДОЧЬ. Ужас какой! Страшно-то как!
МАТЬ. Господи помилуй!
ОТЕЦ. Бабы, спокойно! Вы что этого дурака слушаете. Один раз он вас обманул, вам мало? Никаких руин там нет. Дома не сносят. Их дезинтегрируют в целях безопасности. Чего вы так боитесь? Ну скажите, чего боитесь-то? Наоборот, нас спасают от опасных домов. Это раньше надо было бояться, когда они не деструктивные стояли.
АЛЁША. Вместо того, чтобы читать лживые газеты, просто выгляните в окно.
ОТЕЦ. Отойди от окна! Мать, кого ты слушаешь? Отойди от окна сейчас же!
АЛЁША. Дома сносят! Тут построят элитный жилой комплекс. Да как вообще можно этого не понимать?
ОТЕЦ. Дурак! В газете пишут…
АЛЁША. Да в газетах пишут всякий бред. Там же одна статья противоречит другой, сами посмотрите! Как вы не понимаете? Да всех уже давно переселили в отдалённые районы, чтобы все эти старые дома снести и построить жилой комплекс.
ДОЧЬ. Какой кошмар. Я совсем запуталась.
ОТЕЦ. Вот заладил, глупый пацаненок! Ты зачем мою семью пугаешь? Я-то думал ты нормальный мужик, хотел, чтобы ты частью нашей семьи стал. А ты иуда. Вот же в газете черным по белому: "Информация о том, что снос старых опасных домов каким-то образом связан со строительством буржуазного жилого комплекса с целью наживы элитарного слоя общества - лживы. Эта дезинформация распространяется духовно сгнившими испорченными представителями смутьян, зараженными опаснейшей болезнью, очаг которой локализуется именно в тех домах, которые необходимо дезинтегрировать. Зараженные опасной болезнью не имеют уже возможности мыслить рационально, их мозг становится частью паразитического улья, поэтому они считают своим долгом не только защитить свой очаг заражения, считая его своим муравейником, но и предпринимают самые изощренные попытки распространить заразу. Будьте бдительны! Зараза неизлечима!»
МАТЬ. Господи!
ДОЧЬ. Божечки!
АЛЁША. Здесь нельзя оставаться! Пойдёмте отсюда!

Грохот. В этот же момент в квартиру заходит уставший подвыпивший СЫН. Он в строительной форме, весь выпачканный строительной пылью.

МАТЬ. Сынок!

Алёша пытается обойти его, чтобы выйти к входной двери.

СЫН. А ты, походу, тот самый Алёша?
АЛЁША. Я никто, просто гость. Пустите!
СЫН. Ну, будем знакомы.
АЛЁША. Мне пора идти.
СЫН. Не, пацан, сейчас нельзя.
АЛЁША. Выпустите меня! Вы что, заперли дверь? Отоприте!
СЫН. Нельзя сейчас, пацан. Дезинтеграция.
МАТЬ. Голоден, сынок?
ОТЕЦ. Ну конечно он голоден, что за вопросы!
МАТЬ. Сейчас подам ужин.
ОТЕЦ. Да уж будь добра. (сыну) Ну как там дела, сынок? Куда пропадал?
АЛЁША. Выпустите меня, пожалуйста.
ОТЕЦ. Доча! А ну-ка посидите с Алёшей в комнате.
ДОЧЬ. Алёша, пойдём!

Дочь берёт Алёшу за руку, тот обречённо уходит за ней в комнату.

СЫН. Он чужой. отец, как ты мог впустить его в дом?
ОТЕЦ. Он казался пристойным человеком.
СЫН. Слабый человек, нервный.
ОТЕЦ. Физкультурник.
СЫН. Разве ты не видишь, что он не физкультурник никакой.
ОТЕЦ. Главное, чтобы дочь была счастлива. Он ей по душе, вроде. Вежливый, добрый.
СЫН. Не из этих ли?
ОТЕЦ. Да чёрт его знает.
СЫН. Глупостей не говорил?
ОТЕЦ. Говорил, сынок.
СЫН. И про жилой комплекс, поди, наговорил?
ОТЕЦ. Наговорил.
СЫН. Много таких сейчас. Но пристойного мужчину не найти. Все пристойные мужчины записались в бригаду по дезинтеграции опасных зараженных домов. И я в команде спасателей.
ОТЕЦ. Как же я горжусь тобой! Никогда не думал, что скажу это, но… ты…
СЫН. Что, папа?
ОТЕЦ. Я тебя…
СЫН. Отец?
ОТЕЦ. Сынок, я тебя… очень…
СЫН. Папа, ну же?
ОТЕЦ. Просто, знай: брат моей дочери – мой сын.
СЫН. Спасибо, отец.
ОТЕЦ. Я бы и сам пошёл в дезинтеграторы домов, но старый уже стал.
СЫН. Дезинтеграции все возрасты покорны.
ОТЕЦ. Я бы пошел дезинтегрировать дома, но не учился этому.
СЫН. Тогда можешь заняться деструктуризацией. На самом деле был бы рад твоей помощи. Любые руки нужны.
ОТЕЦ. Я бы жизнь отдал за деструктуризацию, но должен кто-то дом охранять. Ходят тут всякие.
СЫН. После деструктуризации никакая угроза дома будет не страшна. Сидя дома - не защитишь. Посмотри сам - ты уже в родной дом впустил чужого. Твоя дочь сейчас с ним в своей комнате обжимается. И неизвестно, что он ей там наговорит. Поздно его выгонять, зараза уже проникла в дом. Но спасение есть. Бригадир считает, что если изолировать очаги распространения заразы, то спасутся и все зараженные. Это как улей.
ОТЕЦ. Я читал, да.
СЫН. Если изолировать мозг, то он перестанет воздействовать на заблудшие души.
ОТЕЦ. Я так и понял. Я это сразу понял.


Выходит мать с ужином

МАТЬ. Ужинать, сынок.
СЫН. Не время ужинать, мать. Мы с отцом уходим на деструктуризацию и дезинтеграцию.
МАТЬ. Ну хоть покушали бы.
ОТЕЦ. Да что ты привязалась со своими глупостями!
СЫН. Нам пора идти. Отец?
ОТЕЦ. Да, да. Пора.
МАТЬ. Ночь на дворе уж.
ОТЕЦ. Ночь на дворе, и правда.
СЫН. У меня есть фонарь.
ОТЕЦ. Тогда ладно. Это ты хорошо придумал.

Отец и Сын уходят, запирают за собой дверь

II

На ощупь

Гостиная. В комнате Алёша и Дочь. Стены трясутся от грохота.

ДОЧЬ. Алёша, ты выглядишь взволнованным.
АЛЁША. Да что ты? Интересно почему?
ДОЧЬ. Почему?
АЛЁША. Может, потому что меня заперли в доме, который скоро снесут к чертям собачим?!
ДОЧЬ. Ругаться неприлично.
АЛЁША. А что прилично? Запирать невинных людей в квартире - прилично? Ты не в своем уме, как и вся твоя семейка.
ДОЧЬ. Мой папа тоже всегда кричит на маму, это нормально. Я знаю, что это хорошо. Ты добрый человек. Но мне нужно привыкнуть к тому, что мой мужчина кричит на меня. У меня еще никогда не было мужчин.
АЛЁША. О чем ты говоришь, вообще?
ДОЧЬ. О любви.
АЛЁША. Какая к черту любовь, если всё вокруг рушится. Ты вообще ничего не понимаешь? Да, ты безумна, абсолютно безумна.
ДОЧЬ. Что по-твоему дурного в моем безумстве? Попробуй и ты оставить в покое свои мысли. Логика в этом океане абсурда – дырявая лодка. Ты знаешь, что утонешь, но гребешь, надеясь доплыть до необозримого берега. И кто же из нас безумен? Разве легко жить, постоянно тревожась о неминуемом конце? Зачем ты цепляешься за тонкую нить благоразумия? Посмотри вокруг. Отцы убивают детей ради их же будущего. Верующие спорят о национальности Бога. Убийство становится героизмом, а пацифизм – трусостью. Вранью – пьедестал, просвещению – позор. Смерти – честь, красоте – стыд. Как ты не путаешься во всём этом безумии?
АЛЁША. Эй, я всё понимаю, мир безумен – всё это не ново, всё это очевидно. Но если мы не поторопимся, мы очень скоро умрём. Скорее, бежим отсюда!
ДОЧЬ. Куда мы убежим, Алёша? Разве уже не каждый дом стоит на спине кита?
АЛЁША. Да нет никаких китов, опомнись!
ДОЧЬ. Может быть. Но есть люди, которые создают этот миф. И их вера сильнее твоей логики. Ты, дурачок, пытаешься что-то доказать, аргументировать. А кто-то просто ставит дом на спину кита-самоубийцы. Потом другой поставит и свой дом на спину кита. И вот на спине его уже квартал. И целый город. И весь диск Земли.
АЛЁША. Так, всё это не важно, ладно? Кто во что верит, мне сейчас плевать… нам нужно бежать.
ДОЧЬ. И мне было плевать. А им не плевать. Мне бы очень хотелось, чтобы ты не обманывал себя. Не обязательно тебе быть мужественным. Ты мне нравишься и беспомощным. Мы с тобой котятки. Просто обними меня своими добрыми руками.
АЛЁША. Выпусти меня, пожалуйста!
ДОЧЬ. Ты обещал не бросать меня.
АЛЁША. Мне страшно.
ДОЧЬ. А ты представь, что мы парим на спине кита. Вот он спокойно, неспешно машет гигантскими плавниками. Зайди же в этот миф. Здесь так хорошо. Тут нет смерти, всех спасут – кого киты, кого Бог. Разве это не чудесно?
АЛЁША. Да, да, и правда чудесно. Слушай, а давай мы попробуем поплыть против течения? Интересно же? Разве нет? Как тебе идея?
ДОЧЬ. Мы упадём за край.
АЛЁША. А разве не интересно что там? Хоть одним глазком бы за этот край заглянуть, да? Давай мы сплетём из тряпок верёвку, и спустимся за край? Как тебе такое свадебное путешествие?
ДОЧЬ. Мама будет нервничать.
АЛЁША. Ты ведь непослушная девочка, да? Ты ведь любишь нарушать мамины правила. Мама – это мама, у неё свои правила, да? Ну так что, может отправимся с тобой в путешествие за край?
ДОЧЬ. Ах ты, соблазнитель… если ты этого и правда хочешь.

Дочь снимает платье, предстает перед Алешей голой.

АЛЁША. Чёрт, да ты точно сумасшедшая.
ДОЧЬ. Скажи, пожалуйста, тебе нравится?
АЛЁША. Да, у тебя красивое тело, но... ты правда не понимаешь? Так нельзя.
ДОЧЬ. Я не понимаю. Почему красивое тело нельзя показывать даже тебе?
АЛЁША. Оденься, пожалуйста.
ДОЧЬ. Я думаю, что всё из-за того что ты в одежде. Если бы ты снял одежду, то нас было бы двое. Мы большинство. Так ведь? Норму приличия контролирует большинство? Я ведь права, ну ведь правда?

Входит мать с чайником

МАТЬ. Господи помилуй! Кисонька, оденься пожалуйста.
ДОЧЬ. Почему? Папы ведь нет дома.
МАТЬ. Но тут же мужчина.
ДОЧЬ. Но это же мой мужчина.
МАТЬ. Это неприлично. Оденься сейчас же. Алёша, как тебе не стыдно! Зачем ты смотришь на голую киску?
АЛЁША. Да не смотрю я!
ДОЧЬ. Он смотрел.
АЛЁША. Дурдом!
МАТЬ. Оденься!
ДОЧЬ. Я уже взрослая!
МАТЬ. Я тоже. Но я же не хожу голожопой по дому.
АЛЁША. И на том спасибо.
ДОЧЬ. Потому что ты некрасивая.
МАТЬ. Я красивая.
ДОЧЬ. Да я видела. Там ничего красивого. Потом и я такой стану. И что? Всю жизнь убегать от своей красоты? Чтобы что?
МАТЬ. Вырастишь, поймешь. А сейчас надень платье.
ДОЧЬ. Оно меня уродует! Алёша чуть не разлюбил меня. Я хочу ему нравится.
МАТЬ. Давайте выпьем чаю. Оденься. А после чая, так и быть, закроетесь с Алешей в комнате и покажешь ему всё. Но никакого разврата, ясно?
ДОЧЬ. А я может быть хочу, чтобы он меня трогал.
МАТЬ. Как будут дети, пусть трогает, сколько влезет.
ДОЧЬ. А знаешь что! Я так устала от ваших дебильных приличий... знаешь что? Я так хотела, чтобы на меня смотрели, чтобы меня потрогали, что...
МАТЬ. Что?
ДОЧЬ. А я вот скажу сейчас.
МАТЬ. Ну говори!
ДОЧЬ. Вот и скажу!
МАТЬ. Так говори!
ДОЧЬ. Я сама себя трогала!
МАТЬ. Господи помилуй! Не правда!
ДОЧЬ. Да, я сама себя трогала.
МАТЬ. Ах ты...
ДОЧЬ. Ну, что ты мне скажешь? Я непристойна, да?
МАТЬ. Ах ты...
ДОЧЬ. Ну кто? Кто я?
МАТЬ. Я этого не слышала. Я ничего не слышала.
ДОЧЬ. Всё ты слышала.
МАТЬ. Я ничего не знаю. Этого не было.
ДОЧЬ. Было! Вот тут я себя трогала, и вот тут!
МАТЬ. Не правда. Садись, кисонька, будем пить чай.
ДОЧЬ. И ничего постыдного в этом нет. Ты меня обманывала.
МАТЬ. Давайте чаю выпьем. Я булочки испекла.
ДОЧЬ. Я знаю, что в этом ничего такого нет. Все себя трогают. И ты себя трогала.
МАТЬ. Алёша, бери булочки. Кушай. Я их сама испекла.
ДОЧЬ. А ты страшная. Вот и завидуешь мне. Вот и запрещаешь быть красивой и прикасаться к красоте.
МАТЬ. Красивая, красивая. Выпей чаю, булочку скушай.
ДОЧЬ. И булочками своими кормишь, чтобы я перестала быть красивой.
МАТЬ. Алёша, бери булочки.
ДОЧЬ. Я стояла на окне голой. Но меня никто не видел. Знаешь почему?
МАТЬ. Алёша, а чем ты занимаешься?
ДОЧЬ. Знаешь, почему никто не видел меня?
МАТЬ. Алёша, ты же учитель физкультуры? У меня суставы болят, может быть посоветуешь что-нибудь?
ДОЧЬ. Ты же меня слышишь? И ты прекрасно знаешь, почему меня в окне никто не видел.
МАТЬ. Алёша, а ты, как спортсмен, скажи-ка мне, правда, что если природой не заложен красивый пресс, то ничего не поделаешь?
ДОЧЬ. Никто меня не видел, мама, потому что никого нет вокруг. Ни души. Все мертвы под руинами.
МАТЬ. Хватит верещать! Глупая девчонка!
ДОЧЬ. Я, значит, глупая?
МАТЬ. Дура!
ДОЧЬ. А ты трусиха. В окно боишься выглянуть.
МАТЬ. И погляжу. Чай допью и погляжу.

Сильный грохот, с потолка сыплется пыль и известка. Пауза.

АЛЁША. Нам конец.
ДОЧЬ. Алёша, что делать?
АЛЁША. Надо бежать отсюда!

Мать подходит к окну. Отодвигает занавеску, смотрит в окно. Алёша и Дочь тоже подходят к окну, осторожно выглядывают на улицу.

МАТЬ. Не зги не видно. Какая безлунная ночь.
ДОЧЬ. А почему фонари не горят?
МАТЬ. Надо же... я думала тут и правда руины. А ничего нет.
АЛЁША. Там руины, но ведь ночь - не видно ничего.
МАТЬ. Нету никаких руин. А я, дура, и правда думала, что дома сносят. Ох, глупая я баба.
АЛЁША. С этим спорить не буду.
ДОЧЬ. Алёша, мне страшно.
АЛЁША. Так, ты... как тебя, Киска? Давай-ка мы с тобой свалим отсюда, ладно? Ты хочешь со мной уйти?
ДОЧЬ. Алёша, ты хочешь меня забрать в добрые руки?
АЛЁША. Да, да. Ты.... дай мне тряпки какие-нибудь, чтобы канат сплести. ладно?

Грохот еще сильнее. Стены трясутся, падает посуда.

МАТЬ. Соседи совсем очумели что ли? Посреди ночи ремонт затеяли.
ДОЧЬ. Алёша, мне страшно, обними меня!
АЛЁША. Да не до этого... так, ладно, пойдем ко мне, обниму.

Алёша обнимает Кису

АЛЁША. Ну все, все, не бойся, пойдем свяжем канат, хорошо?
ДОЧЬ. Я не умею.
АЛЁША. Я сам все сделаю, только нужно торопиться, Киска моя. Дай мне тряпки, я всё сделаю сам. Я мужчина, я тебя защищу. Веришь мне?
ДОЧЬ. Да!
АЛЁША. Ты красивая. Только ты спасешь наш мир. Ты самая красивая.
ДОЧЬ. Правда?
АЛЁША. Да, да.
МАТЬ. Надо же какие сволочи соседи. Устроили черте что на ночь глядя.
ДОЧЬ. Алёша, ты меня потрогал! Это так приятно. Потрогай еще!
АЛЁША. Давай так: мы сейчас убежим отсюда, я приведу тебя к себе домой, а там потрогаю, ладно?
МАТЬ. Алёша, а ты чего же чай не допил. И булочку не съел. Не сладко?
АЛЁША. Кисонька, давай не сейчас вот это... это мы будем делать у меня дома, а не сейчас. Тут же твоя мама. Она будет завидовать и злиться.
МАТЬ. Если не сладко, так бы и сказал. Можно ведь и добавить сахару. Варенье есть. Хочешь варенье принесу?
АЛЁША. Не хочу я вашего варенья!
МАТЬ. Почему? Малиновое.
ДОЧЬ. Ты такой приятный.
АЛЁША. Так... отпусти, отпусти меня...
МАТЬ. Если малиновое не нравится, есть клубничное. Клубника из нашего сада.
АЛЁША. Киска, перестань! Слушай, давай мы сейчас пойдем в твою комнату... у тебя же есть постельное белье?
ДОЧЬ. У меня мягкая постель.
АЛЁША. Это прекрасно. Пойдем, пойдем же... поверь мне...
ДОЧЬ. Я тебе верю. Я пойду за тобой.

Алёша и Дочь уходят в соседнюю комнату

МАТЬ. Ничем таким там не занимайтесь. Ведите себя прилично. Алёша! Алёша, забери чай-то. И булочку с вареньем. Алёша? Принести чаю в комнату?

Входит Отец в форме. Грузно садится за стол.

МАТЬ. Устал, дорогуша? Чаю выпьешь?
ОТЕЦ. Водки.

Мать наливает водку. Оба выпивают.

МАТЬ. Как там дела?
ОТЕЦ. Какие еще дела?
МАТЬ. Ну вся эта ситуация?
ОТЕЦ. Не твоего ума это дело. Ложись спать.
МАТЬ. Соседи устроили ремонт на ночь глядя. Не уснуть теперь.
ОТЕЦ. Дура ты. Ума раз нету, так молчала бы. Прав был наш сын.
МАТЬ. Прав?
ОТЕЦ. Вот именно.
МАТЬ. А в чём?
ОТЕЦ. Да в том самом. Не усмотрел я. Не углядел. Привык я к вам, двум дурам. И не заметил.
МАТЬ. Чего не заметил?
ОТЕЦ. Не твоего ума дело. Всё равно уже не поймешь. Слышишь меня, да не слушаешь. У тебя своё в голове. Мозг-то твой заражен.
МАТЬ. Господи! Не правда!
ОТЕЦ. Спорить со мной вздумала? А... какая разница. Это ведь уже не ты. Не та, которую я знал. Не та, кого я любил. Вот такая вот жизнь. Жил себе жил под одной крышей с одним человеком, а потом вон оно как. Оказалось, что человек-то этот чужой. А всё равно привык. Привык я к тебе. И к дочери твоей привык. Ты вот чужая, щупальцами своими что-то щебечешь, а я и не вижу щупалец. Вот насколько привык. Не вижу щупалец. И как будто родная ты, а не чужая.
МАТЬ. Что ты такое говоришь?!
ОТЕЦ. Вот и доказательство. Совсем уже на разных языках говорим. Ты на зараженном, а я на нашем. Конечно, мы друг друга не поймем. Тебе мои слова - что бессмысленная трескотня птиц. Но привык я к тебе. Не вижу щупалец, не вижу яда твоего. Дура - это вижу. Но ты не виновата. Я виноват, не усмотрел. Пустил заразу в дом. Старый я стал, вот и не усмотрел. Дурак. Ой, дурак. Говорил мне сын, не возвращаться. Но это же мой дом. И я его не оставлю. Пусть улей. Я его часть. Понимаешь меня?
МАТЬ. Мы умрем здесь?
ОТЕЦ. Нет, не понимаешь. Нас дезинтегрируют. И мы снова будем друг друга понимать. Пусть так.

Взрыв. Потолок обрушивается на отца и мать. Поднимается пыль. Рушатся стены.
Прорывается ночь.
Темнота изолирует всё пространство.

В темноте загорается маленький круг света. Он вылепляет из темноты лицо Алёши.

ДОЧЬ. Алёша? Ты жив?
АЛЁША. Не знаю.
ДОЧЬ. Ты в порядке?
АЛЁША. Кажется, я что-то сломал.
ДОЧЬ. Всё сломано, но это не ты сломал.
АЛЁША. Нет, я руку сломал.
ДОЧЬ. Это мой брат - идиот. Он всегда всё ломал. У него злые руки, а он всё напутал, думал, что золотые. Хотел что-нибудь уметь, но ничего не умел. Только ломать у него получалось. А ты ничего не ломал, ты добрый.
АЛЁША. Да откуда тебе знать… добрый я или нет. Ты же… совсем ничего не знаешь. И те, кто поумнее понятия не имеют, где добрые, а где злые.
ДОЧЬ. У тебя добрые руки.
АЛЁША. Я уже не чувствую руку. Ничего не чувствую.
ДОЧЬ. Я чувствую. Всё хорошо. Ты меня возьмешь к себе?
АЛЁША. Мы что-нибудь придумаем.
ДОЧЬ. Надо было достать голубое платье из стирки.
АЛЁША. Что?
ДОЧЬ. Моё голубое платье лежало в стирке. Если бы мы его добавили к нашему канату, нам бы хватило длины. Оно длинное и красивое. Ты бы сразу меня в нем взял к себе на ручки. А теперь не возьмешь, я знаю.
АЛЁША. Я же обещал что-нибудь придумать.
ДОЧЬ. Не возьмешь, я знаю. Я некрасивая.
АЛЁША. Ты очень красивая, правда.
ДОЧЬ. Была красивой. Теперь нет.
АЛЁША. Ты красивая, не переживай.
ДОЧЬ. Что-то мне не хорошо, Алёша. Кажется, я лежу на самом краю, слышу дыхание китов.
АЛЁША. Не волнуйся, давай мы сначала выберемся отсюда, а потом пойдём ко мне. Хорошо?

Фонарик падает из рук дочери.

АЛЁША. Поспи немного. Уже поздно. А потом мы пойдём ко мне. Я вылечу руку. Буду носить тебя на руках. Ладно? У тебя будет новый дом. Я не буду на тебя кричать. Никогда. Я не буду тебе врать. Я не буду тебе запрещать быть собой. Ты спасешь мир своей красотой. Ты самая красивая. Чувствуешь, мои руки? Ты держишь меня за руку? Давай немного отдохнём, и в путь. Я тоже хочу отдохнуть. Совсем немного, ладно?

Свет от фонаря мерцает и гаснет.

АЛЁША. У тебя есть батарейки? Без фонаря нам не выбраться, наверное. Хотя, знаешь что… мы выберемся на ощупь. Только мне нужна твоя помощь. Я уже совсем не чувствую рук. Отдохни немного, и будем выбираться на ощупь.

Конец